Дмитрий Давыдов, TGT: «Мы хороним 60 процентов нефти для нас и наших детей навсегда»

Почему нефтесервисная компания выпускников КФУ, которой гордится Минниханов, штурмует Персидский залив, но почти не востребована на родине.

---

«Сейчас офисы у нас находятся в 15 странах мира: везде, кроме Антарктиды и Австралии», — рассказывает Дмитрий Давыдов, генеральный директор технологического центра TGT Oil and Gas Services. В интервью «БИЗНЕС Online» он рассказал, как ученики недавно скончавшегося профессора Непримерова идут к цели стать одной из крупнейших компаний мира в своей нише и почему «мозговой центр» они по-прежнему держат в Казани.
    

«НАС СТАВИЛ НА НОГИ ПРОФЕССОР НЕПРИМЕРОВ»

— Дмитрий Александрович, компания TGT Oil and Gas Services международная и работает в основном на Ближнем Востоке. Неужели она когда-то действительно родилась в Казани?

— Это так. В конце 90-х годов двое выпускников Казанского государственного университета Георгий Васильев и Артур Асланян организовали небольшую фирму по предоставлению геофизических услуг для наших региональных нефтяных компаний. Я к ним присоединился через два года, в 2000-м, еще будучи аспирантом. Тогда в КГУ был накоплен огромный опыт по разработке методов диагностики и оптимизации нефтяных скважин. Идеи действительно были очень хорошие, уже в то время имевшие и научное, и практическое подтверждение. Нас ставил на ноги профессор Николай Николаевич Непримеров. К сожалению, недавно на 96-м году он ушел из жизни. Именно его представления, как и что должно выглядеть, мы в течение долгих лет старались реализовать. Ученикам Непримерова Асланяну и Васильеву было всего лет по 25, когда они стали выходить с предложениями на нефтяные компании.

— Что конкретно они предлагали?

— Провести диагностику скважин, чтобы они начали давать больше нефти. После разбуривания месторождения первая нефть идет самотеком, а потом ей начинают всячески помогать выходить наверх. Например, с помощью закачки воды. В конце жизни месторождения черного золота добывают очень мало, хотя на глубине его еще достаточно. В среднем мы добываем около 30 - 40 процентов от имеющихся запасов углеводородов.

— Вы говорите про Россию?

— Так происходит по всему миру. Просто где-то чуть лучше, где-то чуть хуже в зависимости от специфики. Мы стараемся помочь недропользователям извлечь еще хотя бы чуть-чуть нефти.

— Каким образом?

— Во-первых, это оптимизация разработки месторождений. Второе — выявление различных их неисправностей: проявившихся негерметичностей, течей, потенциально опасной коррозии и т. д. Одним словом, наша задача — показать, на что еще можно обратить внимание, а на что уже бесполезно. Конечно, к ним относились с недоверием: «Что эти пацаны реального могут предложить?» Да, они работали с «Татнефтью», с «Ульяновскнефтью». Но это были отдельно взятые «кусочные» работы. А им, естественно, хотелось занимать больше территорий и рынка. Но ситуация в стране, которая становилась на коммерческие рельсы, в целом была не очень стабильной, и работа в близлежащих регионах шла тяжело: и медленно, и денег мало. В то время как большая компания может сделать работу и ждать платежа полгода или год, маленькой это не под силу.
   

«НАШИ ОФИСЫ ЕСТЬ ВЕЗДЕ, КРОМЕ АНТАРКТИДЫ И АВСТРАЛИИ»

— Иначе говоря, с самого начала работа не очень заладилась?

— Все всегда понимали, что основная нефть лежит в Персидском заливе. Поэтому вчерашние студенты, едва успевшие окончить аспирантуру, в 2002 году буквально купили туристические путевки и уехали в страны Ближнего Востока. Что и говорить: это была идея на грани авантюризма. Но Артуру Михайловичу и Георгию Валентиновичу все удалось. Я время от времени туда приезжал, но основную работу они, конечно, сделали вдвоем. В частности, добились первого контракта с крупной нефтяной компанией Petroleum Development Oman в Омане: каким-то образом доказали, что им можно верить, выполнили работу и получили первые более-менее приличные деньги. С этого момента началось развитие компании: Оман, Арабские Эмираты и так далее шаг за шагом. То, что мы сейчас имеем — это результат упорного труда на протяжении почти 13 лет.

— Но как им это удалось?

— Дело продвигалось исключительно на их личной энергии. Они очень верили в то, что технология верная. Мне и самому с трудом верится, что они смогли с нуля вырастить компанию международного уровня. В этом действительно есть некая уникальность... Никто никогда не даст вам сразу большой контракт. Вот и мы сначала на пилотной скважине показали, что наши технологии работают.

— Вы помогли добыть больше нефти?

— Нет, тогда по нашим рекомендациям были выполнены работы по ремонту скважин, их настройке. И заказчик получил эффект там, где другие методы не были столь результативны. Вообще, у нас часто получается решать задачи там, где другие не могут гарантировать успех. Это наше основное преимущество. Нам повсеместно приходится работать со сложными скважинами.

— Кто ваши клиенты?

— Практически все крупные компании. В России мы сейчас работаем с «Газпромнефтью», компанией «Новатэк», «Газпромом», «Роснефтью», «Лукойлом» и т. д. За рубежом нашими услугами пользуются Shell, Petronas, Total, Petrofac, Saudi Aramco, ADNOC, Chevron, Qatar Petroleum, ConocoPhillips и другие. Мы можем с гордостью сказать: все наши исследования мы проводим на той аппаратуре, которую сами же и разработали. Все программное обеспечение и технологии создаются здесь, в Казани, и рассылаются по всему миру. Это не импортозамещение, а, наоборот, экспорт наших технологий за рубеж.

— Выходит, ваша компания почти сразу стала международной?

— Спустя 6 лет после создания. Сейчас офисы у нас находятся в 15 странах мира: практически на всех континентах, кроме Антарктиды и Австралии. Мы работаем в США и Канаде, на Ближнем Востоке — это Арабские Эмираты, Оман. Саудовская Аравия, Катар, Кувейт, даже Ирак. Есть представительство в Африке — в Нигерии, в Юго-Восточной Азии — в Малайзии. Это огромное количество месторождений. Мы выполняли работы в том числе на Приразломном месторождении, которое было разбурено в Северном Ледовитом океане. То есть сейчас мы в полной мере международная компания.

— И в каждой стране присутствия необходимо открывать филиал?

— Да. Клиенты не любят, чтобы мы работали удаленно, по телефону, а к ним приезжали только время от времени с докладами. Им нужно, чтобы мы всегда были доступны. Поэтому нам приходится организовывать офисы в непосредственной близости от них.
 

«В НАШ СУПЕРКОМПЬЮТЕР СТЕКАЮТСЯ ДАННЫЕ СО ВСЕГО МИРА»

— Ваш подход принципиально отличается от других?

— Мы нашли нишу, которая была недостаточно развита как за рубежом, так и у нас, и, что называется, сели на этого конька. Что такое скважина? По сути, это несколько металлических труб, вставленных одна в другую. На определенной глубине сделаны отверстия — как раз напротив нефтяного пласта. Это перфорация, через которую нефть поступает в скважину. Большинство геофизиков, исследующих скважины, могут определить только то, что творится непосредственно внутри центральной железной трубы. А наша технология, и это ее принципиальное отличие, позволяет сказать, что происходит за ней — в пласте, где и идет основной процесс добычи.

Например, чтобы узнать, какая температура за стеной, мы можем приложить руку. Если стена теплая, значит, с той стороны тепло. Второй метод — послушать. У нас есть так называемые шумомеры. Это акустические приборы: как будто ухо прикладываешь и слушаешь. Известно, что если вода течет, она шумит. Основываясь на этих методах, мы проводим диагностику. Конечно, ни термометр, ни микрофон мы не изобретали. Они прекрасно работают уже много лет. Наша сила в том, что мы сумели довести технологию до такого уровня, когда она приносит хороший результат. Одним словом, мы добились успеха, и это хорошо известно на рынке.

— Ваша технология запатентована?

— Ключевые технологии запатентованы: и аппаратура, и способы ее применения в нефтегазовой отрасли. Первая — это шумометрия. Она наш лидер, в том числе в продажах. Вторая технология — термометрия. Она отнюдь не сводится к тому, чтобы засунуть градусник в скважину. Мы по температуре во многих случаях можем сказать не только то, течет ли жидкость за колонной, но и сколько ее течет, и иногда даже какой.

Вообще, у нас очень сильно развито математическое моделирование. Мы пишем софты для анализа данных, в том числе так называемые симуляторы-модели: как тепло распространяется в пласте, в скважинах и т. д. И третий метод: мы можем определять, насколько скважина исправна, герметична, нет ли там ржавчин, коррозий и тому подобного. Мы разработали приборы, которые позволяют оценить качество трубы второго-третьего уровня, так называемые второй и третий барьеры в скважине. А магнитно-импульсные дефектоскопы позволяют это сделать даже через несколько труб. Все данные обрабатываются на собственном программном обеспечении — массив данных огромен, и для ускорения процесса выдачи результата мы используем параллельные вычисления. У нас здесь, в технологическом центре, стоит суперкомпьютер для таких вычислений. К нам стекаются данные со всего мира. Мы их обсчитываем и отправляем обратно. По удачному стечению обстоятельств в Казани огромное количество вузов и профессоров, которые помогают нам решать эти проблемы.
 

 

— Вероятно, вы в первую очередь сотрудничаете с КНИТУ-КХТИ?

— Нет. Как-то так сложилось, что с КХТИ мы не работаем. В первую очередь это Казанский университет, сейчас КФУ, где наша компания когда-то и зародилась. Мы, кстати, очень любим работать со студентами и на ежегодной основе организуем студенческую научно-практическую конференцию.

«НЕФТЯНКА ДНО НАЩУПАЛА, НО ОТ НЕГО ЕЩЕ НЕ ОТТОЛКНУЛАСЬ»

— Рост вашей компании был стремительным?

— В 2004 году штат TGT не превышал двух десятков человек. Но с получением первых контрактов за рубежом численность сотрудников и обороты компании стали расти ежегодно в два раза, на 70 - 100 процентов. Этот рост замедлился в кризис 2008 года. В 2015 и 2016 годах ситуация повторилась: мы уже не могли наращивать объемы продаж. Интересно, что количество скважин, которые мы исследовали, увеличилось, то есть объем работ не снизился, просто цены на рынках падали. Но зато у нас все люди были заняты. И в целом TGT не потеряла связь с клиентами.

В кризис клиенты — нефтедобывающие компании — начинают поджиматься по деньгам. Цена нефти падает, и они уже заказывают меньше услуг. Как следствие во многих компаниях нашего профиля, например той же Schlumberger, были сокращены десятки тысяч людей по всему миру. Мы это пережили менее драматично.

— Но сокращения все-равно были?

— Небольшие: мы продержались. Но кризис еще не прошел. Он, как любят говорить в нашем правительстве, зафиксировался. Дно мы нащупали, но от него еще не оттолкнулись — плавно идем вдоль него. В таком состоянии находится вся нефтяная промышленность. Думаю, что в ближайшие год-два на рынке возникнет своего рода бум и мы сумеем им воспользоваться. Ведь если мы дома долго не делаем косметический ремонт, не чиним краны и т. д., через два года накапливается столько поломок, что нам приходится решаться чуть ли не на капитальный ремонт с заменой труб, мебели и т. д. Здесь то же самое: если не уделять достаточно внимания обслуживанию и ремонту скважин, они приходят в негодность.

«МЫ ХОРОНИМ 60 ПРОЦЕНТОВ НЕФТИ ДЛЯ НАС И НАШИХ ДЕТЕЙ НАВСЕГДА»

— Когда нефтедобывающие компании прибегают к вашим услугам?

— На практике нас более активно привлекают на поздней стадии разработки, когда уже появились проблемы: месторождение истощилось и нефть не того качества. Компания несет большие энергозатраты, чтобы ее добыть, и себестоимость черного золота растет. Конечно же, мы хотим, чтобы они это делали как можно быстрее. Срок, в течение которого месторождение дает нефть, можно увеличить, если думать об этом заранее. Кроме этого, есть так называемое понятие планового — раз в один-три года — мониторинга действующего фонда скважин. Такой подход позволяет на раннем этапе выявить проблемы, связанные с целостностью конструкции каждой конкретной скважины.

— И насколько можно увеличить срок нефтеотдачи?

— В «Татнефти» есть опытный участок, на котором было доказано: если правильно эксплуатировать скважину, можно добыть в 1,5 - 2 раза больше нефти. Но общий рецепт дать невозможно, месторождения очень разные. Кстати, коэффициент извлечения нефти у «Татнефти», где разработка ведется более-менее грамотно, выше среднего — около 50 процентов. А увеличить по технологии Непримерова можно до 70 - 80, а иногда и 90 процентов. Пока же получается, что мы хороним 60 процентов нефти для нас и наших детей навсегда.

— А как же предсказания о том, что нефть кончается? Или мы просто пока не обладаем всеми методами добычи?

— Нефть истощается, но ее хватит еще и на нашу жизнь, и на жизнь наших детей. Вообще, истощение месторождений или их неполная выработка — это степень нашего непонимания, как правильно извлекать нефть. Но никто и не знает, как извлечь ее полностью.

— Этого пока никому не удавалось?

— Бывает, в силу природных условий нефть так удачно лежит, что естественным образом поднимается и ее удобно извлечь. Одно из месторождений на Кавказе, например, было зажато между горами, поэтому нефть из нескольких скважин удалось добыть практически полностью.

 

«ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ — ЭТО САМОЕ БОЛЬШОЕ КОЛИЧЕСТВО КЛИЕНТОВ И САМЫЕ БОЛЬШИЕ ОБОРОТЫ»

— Первый контракт был для вас настолько значимым, что вы даже перенесли штаб-квартиру в Арабские Эмираты?

— Речь не шла о сверхприбыли. Асланян и Васильев рассказывали, что, заключив контракт, они обрадовались, а потом поняли, что это намного ниже рыночной цены. Тем не менее договоренности пришлось исполнять. Этот контракт в любом случае был выгодным для российской компании, хотя и не позволял работать с зарубежными специалистами, открывать офисы.

— Потому что вы не могли обеспечить соответствующий уровень зарплат?

— Да. Уже набравшись опыта, они изучили рынок качественно: каковы расценки на подобные исследования, сколько стоят специалисты за рубежом, и стали выставлять более реальную плату за свои услуги.

— С какого годового оборота вы начинали и какой он у вас сейчас?

— К сожалению, информация о точных оборотах является конфиденциальной. Такова политика компании. Могу лишь сказать, что в 2005 году это мог быть 1 миллион долларов, а после получения контрактов — уже десятки миллионов долларов. Очень надеемся, что сохраним эту динамику. Мы еще находимся на стадии роста, потолка насыщения не достигли.

— Как вы можете охарактеризовать рынок, на котором работаете?

— Что в России, что за рубежом он высококонкурентный. На нем работают огромные мировые корпорации с миллиардными оборотами — Schlumberger, Halliburton, Baker Hughes, Weatherford. Например, история компании Schlumberger насчитывает 100 лет. И это мультипрофильные корпорации: они покрывают весь спектр услуг на нефтяном рынке, начиная с бурения, заканчивая геофизикой и так называемым консервированием скважин. У нас же он очень узкий: геофизика во время разработки месторождений и исследование скважин. Но на этом маленьком сегменте рынка мы составляем им вполне адекватную конкуренцию. Очень часто клиенты предпочитают даже наши технологии, а не Schlumberger, потому что эту работу мы делаем лучше в силу того, что у нас все заточено именно на это.

— Все российские компании за рубежом ведут себя, вероятно, схоже?

— Обычно отечественные компании, выходя на международный рынок, сильно демпингуют. Рабочая сила в России дешевая, уровень жизни не очень высокий. Соответственно, людям можно платить мало. У нас другая идеология. Мы стараемся держать цены на уровне конкурентов. Берем тем, что качество нашей технологии все-таки выше.

— Штаб-квартира у вас по-прежнему находится в ОАЭ?

— Да. Потому что самое большое количество клиентов и самые большие обороты — это Персидский залив. Вообще, у нас есть офисы в пяти странах: Объединенных Арабских Эмиратах (Дубаи, Абу Даби), Омане, Кувейте, Катаре, Саудовской Аравии. Саудовская Аравия — один из крупнейших производителей нефти. Мы активно разрабатываем этот рынок.

— Он для вас перспективный?

— Очень! Мы пытаемся пробиться на рынок Саудии уже на протяжении нескольких лет. Компания, которая разрабатывает нефть в этой стране, создала вокруг себя жесткую конкуренцию. С ней работают только самые высокотехнологичные компании, зарекомендовавшие себя с наилучшей стороны. Для этого мы скважина за скважиной проводим пилотные работы.

— Иначе говоря, есть свои особенности ведения бизнеса? 

— Рынок что в России, что за рубежом очень схож. Везде присутствует инертность, бюрократия. Просто где-то ее больше, где-то — меньше. Многое зависит от того, насколько нефтедобывающая компания поверит в успешность и эффективность технологии и насколько работающие в ней специалисты открыты для нового.

— И, не вникая, не скажут просто: «Нет, и все»?

— Да. Они должны, во-первых, понять, что мы не какие-то сказки рассказываем: методы у нас действительно прогрессивные и научно обоснованные. Не всегда получается с первого раза встретить тех, кто бы в нас поверил и стал продвигать уже внутри компании. Но там, где удается найти единомышленников, продажи идут эффективно.

— То есть человеческий фактор все-таки имеет место быть?

— Безусловно — везде.

— А с недобросовестной конкуренцией сталкиваться не приходилось?

— Случается. Например, и у нас в России, и в целом в мире очень распространено такое поведение: посмотреть, что это за такой хороший прибор и эффективные технологии. Посмотрели: вроде бы ничего сложного. Давайте сделаем такой же. Сделать, например, такой же шумомер, либо другой прибор или технологию тяжело, потому что мы их разрабатываем и совершенствуем на протяжении 10 лет. По проторенной дорожке идти легче, но все-равно требуется время. В результате за короткий срок удается создать аналог, который существенно недотягивает до оригинала.

— Такие компании создают вам проблемы?

— Создают — из-за того что пытаются продать сервис худшего качества, выдавая его за то же самое, но за гораздо меньшие деньги. И тут уже приходится доказывать клиенту, что у нас аппаратура оригинальная: мы ее сами разработали, вот наши патенты. А все остальное это либо подделка, либо какая-то недоработка. Кроме того, мы сталкиваемся с тем, что возникают локальные компании, которые используют китайскую аппаратуру. Самое интересное, что ее истоки лежат у нас, в России. У нас же на протяжении всего советского периода была гигантская школа геофизики. Остались хорошие специалисты, как и наработки по аппаратуре и технологиям. Они-то и поступают обходным путем на рынки.

 

«ПРЕЗИДЕНТ МИННИХАНОВ СЧИТАЕТ НАС БРЕНДОМ»

— А на родине, в Татарстане, про вас вообще знают?

— У нас хорошие отношения с президентом Рустамом Миннихановым. Он нас ценит и ставит в пример на различных встречах с предприятиями, в том числе с «Татнефтью». Рустам Нургалиевич считает, что мы не только образец малого бизнеса, который сумел подняться на международный уровень, но еще и некий бренд для республики.

— С «Татнефтью», кстати, вы продолжаете сотрудничать?

— Для нас, компании, у которой татарстанские корни, сотрудничество с Татнефтью — одна из стратегически важных целей, и мы уже продолжительное время над ней работаем. В свое время у нас было несколько идей к «Татнефти». Пытались даже создавать совместное предприятие, чтобы внедрить на ее месторождениях наши методы, но оно так и не было создано.

— Почему? Ваши методы в республике уже известны или они тут просто не работают?

— Применительно к геофизике, а в Татарстане она вообще очень развита, нельзя сказать, что этот метод эффективный, а этот — нет. Чем больше мы узнаем о скважине, тем более правильную диагностику можем сделать. Это как на приеме у врача. Если доктор вам просто в глаза посмотрел, это одна диагностика: наверно, почки больные, глаза желтые. Если послушал, уже может сказать: ага, болит сердце. А если будут сделаны УЗИ, МРТ, взят анализ крови, это уже совсем другой уровень. Основной поставщик услуг для «Татнефти» — «ТНГ Групп». Фактически это наш прямой конкурент, и свои услуги он предлагает в более низком ценовом сегменте. У него давно поставленная база, аппаратура, машины. Все это создавалось многие десятки лет. Это же огромные капиталовложения.

— То есть у вас нет никаких шансов?

— Мы несколько раз проводили для «Татнефти» презентационные работы по диагностике скважин, чтобы продемонстрировать наши возможности. Мы даем лучший результат в плане диагностики, но наши цены высоки. Это была основная проблема, из-за которой мы никак не могли договориться.

— А опустить цены вы можете?

— Нам это невыгодно. Мы стремимся держать качество. Например, зарплаты у нас выше российских рыночных, так как мы привлекаем лучших специалистов. Тем не менее сейчас мы пытаемся это сделать уже не в соперничестве, а в сотрудничестве с «ТНГ Групп» — выработать совместное решение на компромиссных условиях и с приемлемой ценой. Очень надеемся, что нам это удастся.

— То есть «Татнефти» вы интересны?

— Ей интересны обе наши области: и оптимизация месторождений, и диагностика скважин. Все месторождения «Татнефти» очень сильно истощены, это практически конечный этап разработки. И подвижки уже есть. В начале этого года было решено отдать нам несколько скважин уже по коммерческой стоимости. То есть это будет полноценная работа по оценке технического состояния скважин.

— В свое время вы даже предлагали доразработку старейшего бавлинского месторождения...

— Да, такой проект был. Может быть, мы тогда, в 2006 году, и договорились бы, когда «Татнефти» было невыгодно разрабатывать это месторождение имеющимися у нее технологиями, так как нефть еще не так дорого стоила. Когда же нефть подорожала, компании безо всяких ремонтов стало выгодно эксплуатировать это месторождение, и она отказалась от наших услуг. Сейчас, когда цена барреля снова упала, возможно, мы вернемся к этому разговору.

 

«С ГОРДОСТЬЮ ПОКАЗЫВАЕТ ШИЛЬДИК «СДЕЛАНО В РОССИИ»

— Кто сейчас находится у руля компании?

— Ядро TGT — это те же Васильев, Асланян и Рустем Хамитов — еще один из основателей компании, который присоединился к ним чуть позже, в Дубае. Он, кстати, тоже выпускник Казанского университета.

— Хамитов — известная в соседней Башкирии фамилия...

— Это простое совпадение. Ни родственников, ни знакомых в правительственных или нефтяных кругах Республики Башкортостан у нас не было и нет.

— Они же и учредители? 

— Эти данные мы не раскрываем.

— Присутствие Асланяна и Васильева в штаб-квартире по-прежнему необходимо?

— Вообще, Васильев ведет этот бизнес из Казани. Он вместе с семьей живет здесь. Хотя, конечно, постоянно находится в разъездах. А Асланян как в свое время уехал с женой и детьми, так и продолжает оставаться за рубежом. Тем не менее он гражданин и патриот России. Всегда с гордостью показывает шильдик на наших приборах, на котором написано «Сделано в России».

— Учитывая международное базирование, как вы решаете вопрос с кадрами?

— Что в США, что в Англии и Норвегии, а мы там проводим работы в Северном море, проще брать на работу местных специалистов. Им формально легче устроиться на работу: не надо получать рабочую визу, что в большинстве случаев затруднительно. Кроме того, к иностранцам на местах все-равно возникает какое-то недоверие. Поэтому локальные сотрудники более эффективны для продаж. К тому же им не надо решать проблемы с жильем и перемещать семью. А вот в странах Персидского залива сложности другого рода. Например, в Омане в иностранной компании обязательно должно быть 70 процентов локальных сотрудников. Это требование государства.

— Тем самым они заботятся о занятости своих граждан?

— Да. Это некий заградительный барьер. В свое время очень многим иностранным специалистам из-за этого пришлось уехать из этой страны. В самом Омане тогда даже упала нефтедобыча.

— А местный персонал набрать не проблематично?

— Люди-то есть. Но специалистов такого уровня, к сожалению, нет. Мы тоже столкнулись с этим, пришлось обучать. А вообще у нас по всему миру работает очень много россиян. Наш технологический центр — своего рода кузница кадров. Мы принимаем людей на работу. Они растут, и мы отправляем их во временные командировки за рубеж, после чего многие из них получают приглашение поработать в каком-то из наших офисов. И не обязательно в Персидском заливе. Готового специалиста по нашей тематике на рынке найти тяжело. У нас все-таки достаточно сложная специфика, поэтому наши сотрудники очень ценятся.

— Вероятно, конкуренты переманивают у вас людей?

— Это естественная ротация кадров. Есть и обратное: многие переходят на работу к нам. Мы считаем себя одной из топовых специализированных фирм в своей области. А вообще мировая кузница кадров для всей индустрии — это компания Schlumberger. Там очень хорошая школа подготовки специалистов.

  

«МЫ БЫ ОЧЕНЬ ХОТЕЛИ ВЕРНУТЬСЯ В РОССИЮ»

— Какое место в ваших планах занимает российский рынок?

— Мы бы очень хотели вернуться в Россию. Наша страна — один из крупнейших мировых производителей как нефти, так и газа.

— Какая у вас сейчас на нем доля?

— Откровенно говоря, она просто ничтожна. Но пару лет назад мы начали активно развивать российские продажи.

— На рынке РФ, вероятно, засилье иностранцев?

— В последнее время и особенно в связи с санкциями их доля падает. В основном очень хорошо развиты российские компании. Но учитывая, что наши технологии современны и очень востребованы, мы уверены, что будем очень эффективно отвоевывать свой кусок пирога. В ближайшие два-три года, я думаю, мы способны выйти на третье-четвертое место. В промысловой геофизике, особенно работая на месторождениях на поздней стадии разработки, мы способны достичь хороших успехов.

— Какие российские регионы представляют для вас наибольший интерес?

— Это Западная и Восточная Сибирь и, конечно же, Татарстан и Башкирия. Уже второй год мы активно работаем на Сахалине.

— Чего ждете от этого года? Или с учетом кризиса стоит задача хотя бы удержаться на прежних позициях?

— Конечно, кризис вносит поправки в стратегические планы. Удержаться на прежних позициях было целью предыдущего года, а в этом году рост на 20 - 30 процентов мы должны обеспечить.

— Какой бы вы хотели видеть свою компанию через 10 лет?

— Планы у нас очень амбициозные. Надеемся, что наше имя будет в одном ряду со столпами мировой индустрии. Или, по крайней мере, мы к нему приблизимся. За 10 лет это сделать вполне реально.

   

«ЭТО МЕСТО, ГДЕ ДЕНЬГИ ПРЕОБРАЗУЮТСЯ В ТЕХНОЛОГИИ»

— У вас международная компания, а лично вы работаете в Казани, возглавляете технологический центр. Не обидно, что вам поручили именно этот фронт работ?

— Не то чтобы поручили: я люблю этим заниматься. У меня и образование соответствующее: физфак КГУ. Моя роль в компании как руководителя технологического центра — поставка компании новых прогрессивных технологий: как аппаратуры, так и программного обеспечения. Технологический центр — это место, где деньги преобразуются в новые технологии, которые потом приносят прибыль.

— А в целом у вас сколько сотрудников?

— По миру около 300, 130 из них работают в технологическом центре в Казани. По меркам Schlumberger у нас небольшая компания.

— Сколько обычно времени проходит от идеи до ее реализации?

— В среднем технология требует двух-трех лет разработки, начиная от концепции и заканчивая испытаниями «в поле» — на месторождениях, получении результата и внедрении в серию.

— В ваших приборах используются импортные комплектующие?

— К сожалению, сегодня электронная промышленность у нас не так развита. По крайней мере, элементная база почти полностью отсутствует. Поэтому, например, микросхемы приходится закупать за границей. Зато все остальное мы производим здесь.

— Ваша компания еще и резидент «Сколково». В чем заключался ваш интерес или это вам сделали предложение?

— Поскольку они предлагают финансирование, это был наш интерес. В результате это оказалось взаимовыгодное сотрудничество. В России много желающих участвовать в «Сколково», но далеко не все организации способны доводить свои проекты до коммерческого продукта. В этом плане мы инновационный центр очень устраиваем. Мы реализуем с ними уже второй грант. Первый проект был связан с разработкой магнито-импульсного дефектоскопа. Этот прибор уже доказал свою эффективность и активно используется по всему миру. А сейчас занимаемся шумометрией. Вообще, это очень полезное начинание, потому что помогает развиваться компаниям, находящимся на начальном этапе развития.

 

«СДЕЛАЙТЕ ЗА СВОЙ СЧЕТ, А МЫ ПОТОМ КОГДА-НИБУДЬ ОТДАДИМ»

— Изначально вы хотели строить технологический центр в «Смарт Сити Казань»...

— Действительно, года четыре назад у нас возникла необходимость расширить наши производственные мощности и собрать весь коллектив в одном месте. В то время производство у нас было в одном месте, часть коллектива сидела в одном офисе, часть — в другом. Об эффективной работе не было и речи. Мы стали искать, где в Казани можно приобрести землю или готовое здание. В то время как раз на слуху был нашумевший проект «Смарт Сити». Нас хорошо приняли: «С удовольствием будем развиваться вместе», — обещали привилегии по проведению коммуникаций.

— Вы там, кажется, 5 гектаров должны были занять?

— Точной цифру я уже не помню, но территории там действительно были большие. Мы разработали проект, утвердили. Ждем, когда появятся коммуникации. А их все нет и нет. В конце концов нам сказали: «Вы пока за свой счет сделайте, а мы потом когда-нибудь что-нибудь вам отдадим». Это абсолютно неразумно. Только за проведение электричества с нас требовали баснословную сумму, это же удаленный и еще не обустроенный район. Поэтому мы отказались и купили землю в Приволжском районе. Реконструировали здания, переоборудовали их, переместили производство, организовали офис, исследовательские лаборатории. Например, в одной из огромных лабораторий мы испытываем приборы в реальных конструкциях скважин. Два здания А и Д у нас уже функционируют. В этом году надеемся запустить соседнее офисное здание Б, сейчас ведем внутреннюю отделку. Скоро переместим сюда последнюю группу людей из IT-парка, где они долгое время находились. Здесь у нас всего лишь 70 соток, но нас устраивает. Есть куда развиваться. Мы планируем построить еще одно здание и даже организовать своего рода технопарк, предоставляя наши мощности и уникальные лаборатории другим организациям.

— Дизайн вашего офиса приятно удивляет: это и видеоинструктаж на входе, и то, как распланировано пространство, и зеленые зоны. Откуда все это взято?

— Я считаю, что качество продукции или услуг все-таки очень сильно зависит от того, в каких условиях они создаются. Откуда мы это все подсмотрели? Часть идей наши собственные. Кроме того, перед тем как заняться организацией этой территории, мы много поездили. У нас есть такая возможность, поскольку офисы раскиданы по всему миру. Были и в других компаниях. Позаимствовали отовсюду. Группа людей, включая наших учредителей, потратила на разработку дизайна не один месяц.

— Они участвуют даже в таких вопросах?!

— Как раз этому они уделяют большое внимание. Надеюсь, что нашим сотрудникам здесь комфортно. Есть и где перекусить, и где пообщаться и т. д. Мы вообще пытаемся развить как офисную, так и производственную культуру. Почему-то принято считать, что на производстве невозможно поддерживать чистоту, потому что тут летит стружка, там — масло. Это неправда. Бардак не где-то, а у нас в головах.

— Как, кстати, вы отдыхаете от работы?

— Я люблю спорт. Особенно зимние виды. Это беговые и горные лыжи и вообще активный отдых. Общаюсь с друзьями. Они, кстати, к нефтяной тематике не имеют никакого отношения: это друзья с детства, со студенчества. Я ценю людей за то, что с ними интересно.

— И традиционный вопрос «БИЗНЕС Online»: ваши три секрета успешного бизнеса?

— Первый секрет — это люди и все, что с ними связано. Именно человеческие черты определяют, будем мы успешными или нет. Во-вторых, это целеустремленность. Мало знать свою цель, надо еще понимать, как до нее дойти. Ну и третье — это, наверно, все-таки удача.

  

Источник: business-gazeta.ru