Ради красного словца
Припоминаю «проверку» прокуратурой Российской венчурной компании весной 2009 года, начатую с большой помпой, приведшей к отставке Коробова, тогдашнего директора РВК, но закончившуюся пшиком в юридическом смысле. Было написано прокурорами строгое «предписание» РВК быть «щетильнее», но и только: никаких нарушений не нашли. Затем, в 2011 году, ту же РВК вновь терзали. На этот раз – Счетная палата, но с теми же, что и прокуроры, странными, с точки зрения профессионалов рынка, претензиями: что средства РВК, вместо того чтобы быть инвестированными, лежали на счетах в банках. (Мысль, что инвестировать средства быстро невозможно технически, то есть держание денег на счетах РВК было частью ее изначального замысла правительством, ни прокуроры, ни аудиторы СП воспринять были не в состоянии и упрямо твердили свое, несмотря на исчерпывающие разъяснения руководства РВК.)
Теперь под подобную, судя по всему, раздачу попало «Сколково». Следственный комитет объявил о каких-то нарушениях в фонде. Есть ли нарушения, пока неизвестно, да и сведения, сообщаемые СМИ со ссылкой на СКР, вполне себе невнятные. Однако шум на весь мир уже поднят. Венчурное сообщество напряглось, застыло в недоумении – и гадает: то ли это случайность, то ли начало атаки со стороны влиятельных противников инновационных поползновений властей.
Одно из обвинений, самое крупное по размеру, – что 3,5 млрд государственных рублей, принадлежавших фонду «Сколково», держали на счетах в Меткомбанке, владельцем которого является президент фонда Виктор Вексельберг. То же самое, видимо, что предъявляли РВК прокуроры (за вычетом связки начальника организации с банком). Следователи называют это «нецелевым расходованием средств».
В ответ из «Сколково» пояснили, что Меткомбанк предложил наилучшие условия, согласившись отказаться от штрафных санкций при досрочном съеме средств. Это чрезвычайно важно, и если так, использование именно Меткомбанка оправданно. Разберем дело подробнее.
Деньги институтам инновационного развития, к которым, безусловно, относится «Сколково», дают либо на финансирование инноваций (гранты и инвестиции), либо, как в случае со «Сколково», еще и на строительство наукограда. И то и другое – дело в высшей степени не быстрое. Более того, при осуществлении венчурных инвестиций (то есть инвестиций в инновации) поспешность противопоказана. У венчурного фонда срок, в течение которого он должен разместить имеющиеся у него средства, составляет два, три, четыре года. Правда, инвесторы в венчурный фонд все деньги сразу не выкладывают: они принимают обязательство (commitment) выдать их по мере подготовки проектов (именно поэтому у РВК и имелись на счетах «свободные» средства: они ожидали размещения в инвестиционные проекты, только подыскивавшиеся и прорабатывавшиеся, что также занимает месяцы и даже годы). Это делается как раз для того, чтобы деньги инвесторов фонд не держал зря в банке, понижая эффективность своей деятельности, которая рассчитывается только на действительно выданные, а не обещанные ему деньги.
Тонкость в том, что инвестор обязан перечислить средства по запросу фонда в течение короткого времени – обычно не более десяти рабочих дней (две недели), а то и быстрее. Это критически важно: инновационные предприятия существуют в очень напряженном режиме, долгое ожидание средств им противопоказано и способно загубить дело.
Однако между частным инвестором в фонд и государством имеется различие. Работа институтов развития, как и инвестиционных фондов, рассчитана на пять-десять и более лет, тогда как государственное финансирование утверждается законом о бюджете ежегодно. Представим, что бы было с бюджетом той же РВК на 2009 год, после кризиса, если бы средства ей не выдали вперед еще в 2007 году? (Напомню, что в 2009 году «Роснано» даже перечислила в бюджет часть выданных ей 150 млрд рублей, однако позднее они были возвращены ей.) После проверки прокуратурой в 2009 году РВК, от греха, записала себе в инвестиционную политику, что размещение временно свободных средств на банковских счетах – это правомерный вид ее деятельности, хотя всякому работающему на венчурном рынке это было и так очевидно.
Со «Сколково» теперь – по сути, та же история. Даже если речь идет о средствах, предназначенных не на гранты или инвестиции, но на строительство, понятно, что за месяц или даже год целиком их не «освоить»: строительство также дело, весьма протяженное во времени, деньги расходятся понемногу. Разместить их в банке под проценты, которые потом будут использоваться на решение уставных задач, дело наиболее разумное (та же РВК процентами окупает свои расходы, не затрагивая основной суммы капитала). С другой стороны, откладывать выдачу средств инвестируемым компаниям или подрядчикам ради того, чтобы не потерять наросшие проценты, не резон: потери могут оказаться больше выигрыша, да и не должно стоять основное дело из-за подобных причин. И если Меткомбанк согласился и проценты платить, как по срочным депозитам, и не штрафовать «Сколково» за досрочное снятие по мере возникновения необходимости (подозреваю, согласился под давлением своего владельца), лучше и быть не может.
Разумеется, что в деятельности любой конторы могут возникнуть нарушения. Может быть и так, что мое объяснение, в принципе возможное и весьма вероятное, действительному положению дел со «Сколково» и Меткомбанком не соответствует. Однако и в этом случае следовало бы проверяющим не объявлять на весь мир о найденных нарушениях, пугая и без того запуганных предпринимателей и инвесторов, а по крайней мере довести проверку до полного завершения – и полной же уверенности, что выявлено именно преступление (или именно нарушение) и что речь не идет о недоразумении, связанном с незнакомством следователей с основами инвестиционного дела. Следовало бы, повторю, потому, что подобные заявления скверно сказываются на настроениях инвесторов, в том числе и зарубежных. Ведь скандальную новость СМИ передадут на весь мир с радостью и усердием, а что никакого нарушения нет (если это окажется позднее именно так) – кому интересно? Публика падка до гнилого и паленого, мытые слоны у нее не в почете. И будет как в анекдоте: ложки нашлись, но осадок остался.
Еще хуже, что, растрезвонив преждевременно о выявленных – якобы – нарушениях раньше времени, проверяющие ставят себя в положение, когда им, чтобы не ударить в грязь лицом, непременно надо что-то «накопать». И начнутся поиски (точнее, высасывание из пальца), возможно, несуществующих преступлений. Начнут – как это делают налоговики – просить самого проверяемого показать или придумать какое-нибудь «нарушение», чтобы спасти лицо проверяющего. Дело не сводится к порче инвестиционного климата – искажается смысл работы по проверке расходования государственных средств, смещаются нравственные ориентиры. И все – ради «пиара». Или, как говорили раньше, ради красного словца.
Источник: expert.ru