Курс на (де)карбонизацию: экономика углерода в России и мире

В конце 2020 года на сайте «Гринпис» появился калькулятор, позволяющий посчитать углеродный след или объем выброса парниковых газов из-за деятельности каждого отдельно взятого человека. Он учитывает выбросы СО2 от коммунальных услуг, транспорта, путешествий, а также продуктов питания, без учета их хранения и транспортировки.

Например, у меня получилось 3,56 тонн СО2 за 2021 год: по оценке «Гринпис», это в среднем на 10% меньше, чем у тех, кто прошел опрос. У замглавреда Inc. Russia Никиты Щуренкова за тот же период — 7,56 тонн СО2, что на 92% больше, чем у тех, кто воспользовался калькулятором.

Углеродный след — это совокупность всех выбросов парниковых газов, произведенных прямо и косвенно отдельным человеком, компанией или даже страной. Причиной выбросов CO2 могут быть поездки на автомобиле, производство или потребление энергии, воды, еды или цифрового контента. Этот след в условных единицах, так называемых СО2 эквивалентах (чтобы приравнять различные типы парниковых газов к углекислому), измеряется в тоннах.

 

Согласно данным Global Carbon Project, углеродный след ЕС составляет 6,8 тонны на человека в год, США — 16,4, а Китая — 7,4. Средний показатель для мира — 5 тонн на человека. При этом, чтобы остановить глобальное потепление, углеродный след жителя планеты Земля не должен превышать две-три тонны СО2 в год, в противном случае средняя температура повысится на критические 1,5 градуса Цельсия.

 

Но, разумеется, углеродный след каждого отдельного человека не сопоставим с объемами парниковых газов, которые генерируют компании по всему миру.

 

Что мотивирует их снижать объемы выбросов? Существуют ли эффективные инструменты для того, чтобы регулировать этот процесс? Возможно ли компенсировать углеродную нагрузку на экологию и достичь абсолютной нейтральности? И может ли каждый из нас внести свой вклад в то, чтобы сократить ущерб, нанесенный планете?

 

Глобальная проблема

 

Согласно исследованию McKinsey, глобальный энергопереход к углеродной нейтральности (то есть сведение к нулю негативной нагрузки на экологию за счет перехода на альтернативные источники энергии, отказ от пластика и компенсации оставшейся нагрузки за счет очистки вод, высадки деревьев и т. п.) к 2050 году обойдется мировой экономике в $275 трлн, или 7,5% мирового ВВП. Россия оказалась в списке стран, которым он будет стоить дороже, — 21% ВВП.

 

Первой попыткой регулировать выброс парниковых газов стал Киотский протокол — соглашение, подписанное странами-участницами ООН в 1992 году и вступившее в силу в 2005 году. Соглашение было ратифицировано 191 государством и Евросоюзом и действовало до 2012 года, а затем — с поправками и изменением состава — до 2020 года. Договор предполагал распределение квот на эмиссию парниковых газов между странами, при этом если какой-либо стране удавалось снизить объем эмиссии, то эту квоту можно было перепродать другому государству.

 

В 2015 году члены ООН подписали новый документ — так называемое Парижское соглашение, которое вступило в силу в 2020 году взамен Киотского протокола. Договор должен был стать «историческим поворотным пунктом» на пути снижения темпов глобального потепления, однако уже в 2017 году президент США Дональд Трамп объявил о выходе страны из соглашения. Эта мера была призвана помочь американским компаниям и работникам, особенно в области добычи полезных ископаемых. Согласно положению соглашения, США не могли выйти из договора раньше 4 ноября 2020 года. В январе 2021 года новый президент Байден в первый же день своего пребывания в должности объявил о возвращении США в список участников.

 

Какие типы выбросов углерода существуют?

 

Первая сфера охвата (Scope 1) — это прямые выбросы предприятия при производстве. Этим проще всего заниматься, так как у компании есть все данные по ее деятельности. Компании могут собирать образовавшийся углерод и, например, закачивать его в скважины для усиления нефтеотдачи или же поглощать его с помощью водорослей, которые активнее всего перерабатывают СО2 в кислород.

 

Ко второй сфере охвата (Scope 2) относится потребление энергии. Важно понимать, из каких источников компания получает энергию: угольные станции, АЭС, ГЭС и другое. Влиять на это никак нельзя, только если заключить договор напрямую с каким-то «зеленым» производителем энергии.

 

Третья сфера охвата (Scope 3) включает всю цепочку жизненного цикла товара: закупку сырья, доставку, продажу, использование, утилизацию и прочее, то есть напрямую не относящиеся к производителю или компании выбросы. Она включает до 15 источников эмиссии: выбросы при транспортировке сырья до производства, выбросы при транспортировке до вашего клиента, выбросы для утилизации, и т. д.

На сегодняшний день действующее регулирование выбросов СО2 существует только в Евросоюзе. Однако многие компании по всему миру уже начали реализовывать программы по снижению негативной нагрузки на экологию. Для кого-то это маркетинг и возможность сохранить лояльность инвесторов и потребителей, для кого-то — полная переориентация бизнеса на более экологичные инструменты.

 

Например, генеральный директор Amazon Джефф Безос пообещал, что к 2040 году компания станет углеродно-нейтральной; Microsoft взяла на себя обязательство стать углеродно-отрицательной к 2030 году; в Starbucks планируют стать «полезным с точки зрения ресурсов» в течение десяти лет, сократив выбросы углерода, забор воды и захоронение отходов на 50%; Unilever, выпускающая 70 тыс. видов продукции, объявила о своей цели стать к 2039 году углеродно-нейтральной и о том, что будет указывать объем углерода, образовавшегося при производстве товаров, на этикетках.

 

В марте 2021 года Netflix объявил план «Углеродная нейтральность + защита окружающей среды». В нем компания определила для себя цель — к концу 2022 года достичь нулевых нетто-показателей по выбросам. Это значит, что компания будет полностью компенсировать ту эмиссию парниковых газов, которая связана с производством и дистрибуцией контента. В частности, Netflix пообещал сократить потребление электричества как во время съемок, так и в своих офисах, постепенно отказаться от дизельного и бензинового топлива в пользу электричества, подключиться к возобновляемым источникам энергии, а где это пока невозможно — использовать топливо с низкими или нулевыми выбросами углерода.

 

В странах Евросоюза для регулирования негативной нагрузки уже существует рынок обязательных и добровольных углеродных единиц. То есть компании обязаны покупать такие обязательные единицы, по сути, дающие им право заниматься своей деятельностью и производить СО2 в допустимом объеме.

 

«Весь рынок в Европе основан на распределении квот, — объясняет директор по операционной работе Кластера энергоэффективных технологий Фонда „Сколково“ Олег Перцовский. — Те компании, которые не вписываются в выделенные квоты, вынуждены их докупать. При этом сейчас далеко не все сектора рынка в Европе покрыты этими квотами — система вводится постепенно. Например, в ближайшее время планируется ввести такие льготы для авиатранспорта».

 

1 квота = 1 тонне СО2-эквивалента. Квоту можно приобрести на централизованной бирже EU ETS (European Union Emissions Trading System). По состоянию на 1 февраля 2022 года одна квота стоила €88,93. За четыре года стоимость квот выросла в 10 раз — в феврале 2018 года одну единицу можно было купить за €9,27. По оценке Taskforce on Scaling Voluntary Carbon Markets (инициативу поддерживает объединяющий крупнейшие финансовые организации Institute of International Finance), спрос на углеродные кредиты вырастет в 15 раз уже к 2030 году, а к 2050-му — более чем в 100 раз. Объем рынка через 10 лет может составить $50 млрд.

 

Помимо того, в Европе готовится к введению трансграничное углеродное регулирование, говорит Олег Перцовский: «Оно будет актуально для тех, кто поставляет свою продукцию в Европу, в частности алюминий, сталь, цемент, удобрения или электроэнергетику. Нефтяники и газовики понимают, что они следующие в очереди. Это может изменить расстановку сил на рынке, так как не все компании смогут компенсировать стоимость углеродного следа от трансграничной торговли и при этом сохранить конкурентоспособность».

  

А что в России?

 

В России пока что нет никакого рынка и никакого регулирования выбросов углерода. В августе 2021 года Минэкономики приняло проект стратегии низкоуглеродного развития РФ до 2050 года. В базовом сценарии, принятом за основу, объем парниковых газов в стране не только не уменьшится, но и немного вырастет и достигнет 2,29 млрд тонн CO2 к 2050 году.

 

Этот сценарий не предусматривает введения обязательной платы за выбросы, а система учета останется добровольной. В министерстве ожидают, что при таком варианте развития событий в стране возникнет рынок обращения и стоимости углеродных единиц, выпускаемых по результатам реализации добровольных климатических проектов.

 

Другой сценарий стратегии низкоуглеродного развития России — интенсивный — предполагает введение обязательной платы за выбросы «в наиболее углеродоемких секторах экономики». Кроме того, следует из текста документа, государству придется создать программы поддержки возобновляемых источников энергии (ВИЭ), а также улавливания и захоронения углекислого газа. Такие меры могут привести к снижению общего объема выбросов на 17%, до 1,76 млрд тонн CO2 к 2050 году.

 

Однако для крупных компаний в нефтегазовой и других отраслях, особенно для тех, что ведут свою деятельность и за пределами России, игнорировать проблему становится невозможно.

 

 

«Компании, можно сказать, поджимают со всех сторон, — рассуждает заместитель директора группы операционных рисков и устойчивого развития КПМГ Мария Калиновская. — С одной стороны — это законодательные требования.

 

В первую очередь введение в России федерального закона «Об ограничении выбросов парниковых газов», который устанавливает перечень мер, направленных на снижение выбросов ПГ. На уровне Европейского союза — это «Зеленая сделка» или «Трансуглеродное регулирование». Регулирование предполагает, что с 2023 года для экспортеров товаров на территории Евросоюза будет обязательна отчетность о размере углеродного следа продукции, а с 2026 года будет взиматься платеж с импортных товаров в соответствии с объемом выбросов, объясняет Калиновская.

 

Помимо этого, происходит давление со стороны инвесторов и других заинтересованных сторон, продолжает эксперт КМПГ. Происходит декарбонизация инвестиционных портфелей крупных банков, говорит Калиновская: в частности, в 2021 году крупные инвесторы, владеющие активами на $11 трлн, обратились к банкам с просьбой отказаться от финансирования компаний, работающих на ископаемом топливе.

 

Пока что компаниям в России выгодно заниматься вопросом сокращения выбросов CO2 только в том случае, если они работают на международных рынках, осуществляют туда поставки своей продукции или их акции торгуются на биржах, продолжает Перцовский: «Например, многие инвесторы не готовы инвестировать в компании, которые не входят в ESG-рейтинги или занимают в нем последние места. Некоторые банки предлагают таким „неэкологичным“ компаниям более жесткие условия займов или, наоборот, предлагают более выгодные „экологичным“. В таких компаниях могут отказаться работать соискатели, и местные сообщества оказывают на них давление».

 

Компании более не могут игнорировать ожидания потребителей и требования своих заказчиков в цепочках поставок, соглашается с ним Калиновская:

«При принятии решения о выборе поставщиков компании теперь смотрят на тех, у кого при прочих равных ниже выбросы CO2. А потребители хотят покупать „зеленый“ товар, у которого максимально минимизирован углеродный след».

 

Например, ретейлер X5 Group прокомментировал, что взял на себя обязательство снизить интенсивность выбросов парниковых газов по Scope 1 и Scope 2 на 30% при расчете на квадратный метр торговой площади к 2030 году. Для реализации плана X5 переводит распределительные центры и большие торговые точки на возобновляемые источники энергии, а также рассматривает возможность установки ВИЭ или закупки I-REC сертификатов у третьих лиц. Около 19% транспорта уже перешли на газодизельное топливо, торговые объекты оснащают технологией «умный магазин», а до 2023 года доля перерабатываемых твердых отходов в собственных операционных процессах должна дойти до 95%. В группе «М.Видео-Эльдорадо» также рассчитывают к 2030 году снизить объем выбросов углеводорода на 30%.

 

В декабре сеть «Кофемания» заявила о том, что компенсирует углеродный след каждой проданной чашки кофе. По итогам 2020 года углеродный след от кофейных напитков составил 1,38 тонн CO2, рассказывает представитель «Кофемании», для оценки они использовали методологию «Оценка жизненного цикла», являющуюся одним из международных стандартов. Чтобы компенсировать след, ресторанная сеть в 2022 году закупает I-REC-сертификаты у одного из крупнейших операторов солнечных электростанций ГК «Солар системс». Кроме того, компания занимается покупкой так называемых добровольных углеродных единиц — квот на выбросы парниковых газов, которые «Кофемания» закупает у проекта «Гринвест». Тот, в свою очередь, получает квоты за счет вторичного обводнения торфяников на территории Владимирской и Псковской областей.

 

Проект «Гринвест» занимается обводнением нарушенных торфяных болот, восстановлением и высадкой лесов, а также сотрудничает со специализированными и сертифицированными международными компаниями, например Wetlands International, Unique forestry and land use GmbH, следует из собственных данных на сайте. Это позволяет им продавать так называемые углеродные единицы корпорациям. Помимо «Кофемании», среди клиентов проекта — «Государственный музей Эрмитаж», указано на сайте. ООО «Гринвест» было создано в апреле 2021 года. По 50% компании принадлежат издателю The Art Newspaper Инне Баженовой через ООО «Газэнерготех» и занимающемуся развитием проектов в сфере возобновляемой энергетики Игорю Ахмерову через ООО «ВНК». Баженова отказалась от комментариев, связаться с Ахмеровым Inc. не удалось.

 

В первую очередь компании смотрят на рост эффективности собственных операций: переходят на возобновляемые источники энергии, оптимизируют их расход, используют электротранспорт, объясняет источник Inc. из числа федеральных ретейлеров. Компенсационные проекты на текущем этапе развития не являются фокусом, продолжает он: проекты по сокращению выбросов имеют разумную экономическую составляющую и позволяют снизить затраты. Закупка сертификатов и квот — это всегда новая нагрузка, указывает он, это может быть актуально для производства, где внутренняя эффективность уже исчерпана или экономически невозможна.

 

Собеседник Inc. в другой торговой компании добавляет, что они пока не рассматривают проекты, предлагающие квоты на CO2: «Это до сих пор очень тонкие темы в России, а оказаться в центре скандала из-за пседвоустойчивого проекта не хочет никто».

 

Проблеме изменения климата уделяют внимание многие компании, однако снизить выбросы до нуля, скорее всего, невозможно, считает Олег Перцовский:

«Углеродная нейтральность — очень дорогой, жесткий и трудно достижимый в реализации термин, правильнее говорить о снижении или декарбонизации. Поэтому компании гораздо активнее говорят об углеродном оффсете, то есть компенсации углеродных выбросов не за счет трансформации или сокращения своей основной деятельности, а где-то в другом месте.

 

Эко-номика CO2

 

«Зеленая» повестка создала новые ниши для бизнеса в области решений для оценки и компенсации углеродного следа.

«Компании столкнулись с невозможностью стать на 100% углеродно нейтральными, отсутствием практических инструментов, чтобы вовлечь в экологические инициативы сотрудников и клиентов, а также со сложностью в оценке возврата инвестиций в эти инициативы», — говорит сооснователь российского climate-tech стартапа Offsetted Дарья Липатова.

Команда Offsetted занимается созданием платформы для мониторинга и компенсации экологического следа компаний. Фото: Sk.ru

 

Вместе с будущим сооснователем и СЕО стартапа Александром Лазаренко Дарья Липатова занимались тематикой устойчивого развития с конца 2017 года, а в конце 2020 года они создали Offsetted. Лазаренко — единственный в России программный инженер, имеющий диплом эколога. Дарья Липатова работала в фонде «Сколково» практически с основания. С 2015 года она занималась партнерскими проектами с Сингапуром и направлением международной акселерации, то есть выстраиванием мостов между российскими проектами и международными компаниями. Еще одним партнером компании стал Антон Кондрашев, занявший должность СТО. Он был знаком с Лазаренко по учебе в НИУ ВШЭ на факультете программной инженерии.

 

Сейчас штаб-квартира Offsetted в Гамбурге: там находится основной инвестор стартапа и акселератор Next commerce accelerator, который поддерживается 20 крупнейшими немецкими бизнесами из разных отраслей, начиная от FMCG, например Nivea и Tchibo, заканчивая тяжелыми металлургическими компаниями, и занимается проектами в сфере экологии.

 

Бизнес-модель Offsetted основана на продаже программного обеспечения по подписке. Это платформа для обработки больших данных, собранных с помощью цифровых двойников. На их основе платформа рассчитывает углеродный след и последующую компенсацию эквивалентного количества средств в проекты зеленой энергетики.

 

Три шага к компенсации по модели Offsetted:

 

• измерение экологического следа через создание цифрового двойника;
• мониторинг следа в реальном времени с помощью дашбордов;
• снижение экологической нагрузки за счет реинвестирования части средств в проекты зеленой энергетики + сокращение следа за счет трансформации бизнес процессов. 

 

Существует большое количество баз данных, используемых для расчета углеродного следа. Например, мировой стандарт для учета выбросов углекислого газа — Протокол о Парниковом Газе (Greenhouse Gas Protocol). Для расчета следа платформа Offsetted автоматически подгружает нормативы по выбросами из таких баз и данные, полученные от компании. По словам Александра Лазаренко, формула может учитывать от нескольких десятков до нескольких тысяч таких операционных факторов для разных типов бизнеса и производств.

 

Основные клиенты Offsetted на сегодняшний день — fashion-компании, банки и финансовые сервисы и ретейл, говорит Липатова.

«Малый и средний бизнес, который работает напрямую с клиентом, заинтересован в таких решениях не меньше крупного. Они не испытывают давление регулятора, но за счет этого они пытаются привлекать новую аудиторию, в том числе из молодого, „осознанного“ поколения», — говорит Липатова.

 

Для B2B2C-сегмента у Offsetted есть кастомные продукты: например импакт-плагин, который позволяет оценить углеродный след товаров, отправленных покупателем в корзину. Такой сервис подключен, например, у российского бренда одежды Plain. По словам Липатовой, больше половины покупателей Plain оплачивают компенсацию следа при покупке (например, за покупку рубашки этого бренда «зеленая комиссия» составила бы 82 руб.). Сумма компенсации складывается из оценки затрат электричества и воды на производство одного килограмма текстиля и бензина на транспортировку товара до потребителя.

 

Стоимость такого решения зависит от размера компании, объясняет Липатова, и складывается из стоимости подписки и единоразовой оплаты за интеграцию решения.

 

Принудительное «озеленение»

 

Высадка деревьев может быть эффективным инструментом для декарбонизации, считает директор российского подразделения международной организации «Лесной попечительский совет» (англ. Forest Stewardship council, FSC) Николай Шматков. Однако этот процесс должен происходить с соблюдением необходимых норм и стандартов, иначе в лучшем случае это будет просто высадка новых деревьев.

 

Компания не может сажать на месте лиственного леса хвойный и говорить, что делает это для достижения углеродной нейтральности, рассуждает Шматков: «Лиственные породы дерева в горизонте 30–40 лет поглощают гораздо больше CO2, чем ель или сосна, при этом с хозяйственной точки зрения ценность последних более значима, так как пиломатериалы из этих пород деревьев дороже. Если речь идет именно о снижении углеродного следа — это должны быть лиственные породы, и сажать их нужно там, где естественный лес не вырастает самостоятельно. В первую очередь — это заброшенные сельскохозяйственные земли». Общая площадь земель сельхозназначения в России, по данным Росреестра, достигает 382,5 млн га, из них неиспользуемых — от 40 до 80 млн га.

 

Многие компании в России проводят акции по посадке деревьев, однако большая часть из них не приносит никакой пользы, считает медиакоординатор лесного направления Greenpeace Россия Юлия Давыдова. Процесс высадки происходит с нарушением технологий, например в неподходящую почву, но самая большая проблема, по ее словам, — отсутствие последующего ухода.

 

«Чтобы деревья выросли, за ними требуется уход на протяжении нескольких десятков лет, — сначала территорию необходимо пропалывать от высокой травы, затем проводить уходовые рубки и хоть как-то защищать от сезонных пожаров, — говорит Давыдова. — Обычно высаженные леса умирают, так и не родившись, — маленькие саженцы зарастают высокой травой и погибают в течение двух-трех лет».

 

Например, в 2019 году авиакомпания S7 стала партнером акции проекта «Посади лес», в рамках которого участники высадили около 10 тыс. саженцев сосны и лиственницы на месте сгоревшего в 2003 году лесного массива в Голоустном лесничестве Иркутской области, недалеко от Байкала. Это лес высокой природной ценности, объект всемирного наследия ЮНЕСКО. Об этом рассказывал руководитель лесного отдела Greenpeace Алексей Ярошенко.

 

«Такие территории, где когда-то происходили пожары, записывают в фонд лесовосстановления, — объясняет Давыдова. — Несмотря на то что на месте лесных пожаров всегда вырастают молодые деревья, по документам — на них ничего не растет. В 2019 году в Голоустном лесничестве было принято решение провести восстановительные работы и для этого там была „подготовлена“ почва — на место привезли бульдозеры, которые собрали выросшую за 16 лет молодую лесную растительность в длинные валы и проложили борозды для высадки саженцев. Местами сосна прижилась неплохо, местами — ее съел лось, а местами — плодородный слой земли был так сильно поврежден бульдозерами, что саженцы не прижились совсем. В них начал расти тот же березово-осиновый лист, который в 2019 году был уничтожен».

 

Существует определенное недопонимание: многие, и компании и государственные деятели, пытаются выдать обычное лесовосстановление за акт декарбонизации, подтверждает Николай Шматков. «Кроме того, в России пока совершенно не развита культура ухода за молодым лесом — с этим у нас совсем плохо. Чтобы высаженные деревья прижились, необходимо следить за ними на протяжении следующих десяти лет», — констатирует он.

 

Чудо-дерево

 

В 2012 году Марина Домбровская занималась ландшафтным дизайном для загородных домов в Подмосковье. Ее интересовали возможности, связанные с новыми видами бизнеса, которые она могла бы использовать для развития проекта. В одной из книг она наткнулась на историю дерева павловния и описание возможностей ее культивации для деловой древесины: «Это был пример того, как создать бизнес, который может улучшить жизнь миллионов людей», — вспоминает предпринимательница.

 

Павловния ценна своей древесиной, объясняет Домбровская: «В Японии, например, из нее делали сундуки и шкатулки для хранения ценных вещей, так как павловния имеет высокую температуру возгорания и предметы оставались целыми при пожаре. В Париже павловнии были высажены вдоль всех бульваров, так как дерево особенно красиво в период цветения».

 

Домбровскую заинтересовали коммерческие перспективы выращивания этой породы: за сезон в теплых южных регионах дерево вырастает до 5 метров, в центральной полосе — до 3 метров, при этом культивирование павловнии позволило американским ученым получить сорт дерева с очень ровными длинными стволами, которые пригодны для изготовления досок и древесины.

 

Домбровская привезла саженцы дерева в Россию, однако заняться его выращиванием сразу было невозможно: для этого необходимо пройти долгие экспертизы и получить разрешение. «Растение, которое ввозится на территорию и никогда раньше на ней не произрастало, называется интродуцент. Так же как картошка и кукуруза в свое время, — объясняет она. — Было необходимо пройти экспертизу в Минсельхозе, доказать, что это не инвазив, как, например, борщевик, изучить западный опыт».

 

Получение разрешения у Домбровской заняло около полутора лет. После того как растение было поставлено на учет, в 2016 году был создан питомник, где были высажены несколько десятков саженцев. Первый питомник появился в Москве, в районе Останкино, впоследствии питомник переехал в Тимирязевскую академию, там же появилась лаборатория мониторинга СО2.

 

Домбровская занялась выращиванием саженцев на продажу. Так как агрономии павловнии в России нет, в основном саженцы покупают «попробовать» те, кто планирует выращивать плантации на древесину, объясняет она. Стоимость одного саженца составляет от 2 тыс. до 5 тыс. рублей за метр.

 

Однако летом 2020 года у зеленого бизнеса Марины Домбровской появились новые перспективы: в июле Еврокомиссия включила землепользование и лесное хозяйство в усилия ЕС по сокращению выбросов. На этом фоне стало возникать много проектов за рубежом, которые начали заниматься проектами по озеленению Африки и других регионов, рассказывает предпринимательница.

 

 

Николай Шматков, директор FSС России

Быстрорастущие сорта также можно назвать перспективными. Один из таких видов — павловния — растет со скоростью до пяти метров в год. Но павловния совершенно не переносит морозы и ее разведение возможно в Крыму, на Кавказе, в Волгограде и Астрахани, но не севернее. Более устойчивый к холодам вид — триплоидная осина, которая растет со скоростью до двух метров в год.

  

Домбровская занялась расчетом: «Павловнии в методиках Минприроды нет, и мы брали за пример осину, но получили, соответственно, лишь приблизительные показатели. Благодаря ускоренному метаболизму, количество поглощаемого углерода за сезон на основе расчетных методов достигает 70 кг. Это в 10 раз больше, чем у любого другого дерева. По данным, которые приводят американские ученые, павловния поглощает 103 тонны с акра, или 300 тонн с гектара. Это в четыре раза больше, чем российские данные».

 

В конце 2021 года Домбровская зарегистрировала еще одну компанию — CarbonLess (42% ООО «Карбон лесс» принадлежат ГК «Павловния», еще 40% — ООО «Вэстанвинд», и по 9% — Домбровской и Александру Моматюку). Проект приобрел 99,5 га земли в Липецкой области под культивацию павловнии и до конца 2022 года рассчитывает получить европейский сертификат, который позволит ей участвовать в рынке квот. Планируется, что в год деревья, высаженные на этой территории, смогут поглощать более 7 тыс. тонн СО2.

 

Сейчас CarbonLess ведет переговоры с японскими корпорациями, например Toyota, утверждает предпринимательница. По ее словам, японцы активно инвестируют в карбоновые фермы в других странах, так как внутри страны у них под это не хватает территорий.

 

Дело каждого

 

Будут ли ваши усилия иметь значение в борьбе за экологию? Журнал Scientific American утверждает, что в углеродном следе каждого конкретного человека «менее 50% составляют прямые выбросы (например вождение автомобиля или использование обогревателя)». Около 20% приходится на производство и потребление, 25% — на электроснабжение рабочих мест, и 10% — на поддержание общественной инфраструктуры.

 

«Достичь персональной углеродной нейтральности, не отказываясь от городской жизни, — невозможно, заключает Николай Шматков из FSC. Но можно существенно снизить число выбросов CO2 делая даже какие-то примитивные вещи — выключать свет, когда им не пользуешься, выбирать консервирующие углерод материалы, например отдавать предпочтение деревянному стулу, а не пластиковому». 

 

Источник: incrussia.ru