Но если баррель самотлорского «чёрного золота» добывается за $20, а продаётся на внешнем рынке за $50 — то, например, в 2014 году модный гаджет iPhone 6 при себестоимости около $200 уходил с прилавка за $649. Для других инновационных стартапов «нормальное» соотношение конечной цены/затрат может и вовсе составлять 1:10.

Ну, а теперь — вопрос: что объединяет всё вышеперечисленное (фильмы, музыку, компьютерный софт, смартфоны…)? Правильно, каждый из них — объект интеллектуальной собственности. И если земля с нефтью и газом переехать в Силиконовую долину не сможет, то умницы-разработчики — очень даже. Особенно если здесь для них условия будут хуже, чем там. 

А вот как такой сценарий предотвратить — обсудили в калининградском Светлогорске, где 11−12 апреля прошёл международный стратегический Форум по интеллектуальной собственности IPQuorum, куда попал и корреспондент «КП».

— Производители в Москве или в центральной России более расслаблены, думают только у внутреннем спросе. А у наших калининградских — рядом зарубежные рынки с высокой конкуренцией, но мы всё равно туда заходим. И нам есть, что предложить, — рассказывает губернатор Янтарного края Антон Алиханов. — Видели бы вы, например, онлайн-банкинг в Европе. Всё, что там можно сделать — запросить баланс и пять последних операций. У нас по сравнению с тем — просто космос.

Ну ладно — то Калининградская область. А по всей стране что? Есть у цифровой экономики на Руси перспективы? Цифры убивают… любой скепсис относительно «виртуальных сфер»: 

— В Фонде «Сколково» работает Центр интеллектуальной собственности, который помогает технологическим компаниям получать патенты, защищать свою интеллектуальную собственность, — рассказывает советник председателя Правления Фонда «Сколково» Максим Прокш. — Мы огромную работу ведём, чтобы рынок интеллектуальной собственности стал прозрачным и цивилизованным. Вот конкретный пример: фонд «Сколково» является соучредителем ассоциации IPChain. Это платформа, которая позволяет фиксировать все транзакции (изменения) с результатами интеллектуальной деятельности. Можно отследить историю любого патента, товарного знака, объектов авторских прав на фильм или книгу — в общем, всего, что входит в понятие интеллектуальной собственности. 

— А простому-то человеку что с того? — спрашиваю. 

— За счёт снижения издержек — затраты на поиск и покупку интеллектуального продукта существенно уменьшатся, — отвечает Прокш.

Ну и, конечно, главный вопрос: легко ли развивать весь этот ваш блокчейн под западными санкциями, рестрикциями и стоп-листами. Ответ мне даёт зарубежный эксперт — Михаэль Лабсер (Michael Loubser). Он представляет крупную словацкую фирму, продающую программы по внедрению блокчейна. 

— Вы говорите: антироссийские санкции. Но в цифровой экономике барьеров и ограничений нет. Любые рамки здесь я задаю себе сам. Сейчас у вашей страны есть уникальный шанс с минимальными затратами перепрыгнуть в новый технологический уклад. Для этого вы располагаете всеми возможностями — и людьми, и ресурсами. И ещё кое-чем. Я сам из Южной Африки, но потом переехал в Европу, потому что… — тут Лабсер мнётся, видимо, не хочет говорить о бывшей родине плохо. 

Но и так всё понятно: вместе с «демократией» в девяностые годы в ЮАР пришли коррупция, бедность, насилие, после чего самые квалифицированные кадры (как раз из белого меньшинства) побежали из страны, ещё сильнее ухудшая ситуацию. 

— Сейчас мы пришли в Россию, потому что у вас есть стабильность, — заключает бизнесмен. — Готовы помогать вашим агрохолдингам (в том числе и в Калининградской области) выпускать свои криптовалюты, чтобы использовать их в расчётах и привлекать инвестиции.