«Лет десять назад я слышал от людей, которые ездят на Дубнинскую школу (есть такое мероприятие в Дубне для старшеклассников и студентов младших курсов, туда обычно едет вся команда с международной Олимпиады по математике; смысл ее в том, что продвинутые дети слушают лекции звезд), что там появился мальчик с ДЦП. Мальчик почти не может говорить, но неплохо соображает. Его повсюду возит в коляске папа. Как часто случается в таких сложных случаях, родители целиком посвящают себя ребенку…
Потом до меня доходили рассказы, что он поступил, кажется, в Принстон, получил PhD…. Он, может быть, не абсолютная звезда, но способный, уверенный кандидат гарвардского уровня. Свои статьи он пишет с помощью специального устройства, которое надевается на нос».
Это из первого разговора о Романе Травкине с Игорем Кричевером в декабре 2016 г.
Игорь Кричевер, российский математик, имя которого носит ряд понятий современной математики; возглавляет Центр перспективных исследований Сколтеха. С 2008 по 2011 гг - декан математического факультета Колумбийского университета.
Суть разговора вот в чем. Молодой математик Роман Травкин переезжает из Америки в Россию, будет заниматься исследованиями в Сколтехе, в Центре Игоря Кричевера.
На первый взгляд, это выглядит как безумная затея. Травкин окончил аспирантуру в MIT, получил двухгодичную позицию в Institute for advanced studies в Принстоне. «Если объективно посмотреть на его послужной список, - он блестящий, лучше не бывает», - признает Игорь Кричевер. И при этом карьера Романа в Америке в каком-то смысле «уперлась в стену», как выражается в недавнем прошлом декан математического факультета Колумбийского университета: «Потому что в Америке математик должен учить – академических институтов в Америке почти нет. А этот мальчик учить не может. Он может писать работы, может разговаривать с людьми (хотя, чтобы понимать его, нужна практика). Участвовать в научной жизни он может, преподавать - нет. Это означает, что его путь в какой-то момент стал там тупиковым».
Фото: М. Финкельберг
Человек, который знает Романа Травкина, быть может, лучше других, - это Роман Безрукавников.
Роман Безрукавников, 43 года, профессор MIT. Уехал из России в девяностые годы после второго курса мехмата. Учился в Америке, делал PhD в Израиле, постдоки в Америке, в MIT. При этом не прерывал связи с Россией, где остались друзья, родственники. «Несколько лет назад Игорь Кричевер предложил Андрею Окунькову и мне возглавить лабораторию в ВШЭ. Я вошел в эту структуру», - говорит он.
В декабре 2016 года Безрукавников в очередной раз прилетал в Москву читать лекции в Высшей школе экономики. Интервью состоялось в Сколтехе, куда профессор MIT заехал по делам Романа Травкина.
На вопрос о том, кому принадлежит идея перевезти Травкина в Сколтех, его бывший научный руководитель отвечает: «Может быть, мне».
Выбор
Один никарагуанский математик рассказывал автору, как в шестидесятые годы он ездил на математический конгресс в СССР. В Манагуа тогда правил Сомоса, в Москве – Брежнев, и, чтобы провести три дня на конгрессе, ученому потребовалось, заметая следы, совершить путешествие через полмира длиной в полтора месяца.
«Если объективно посмотреть на его послужной список, - он блестящий, лучше не бывает»
Сегодня наука гораздо более глобальна, чем многие другие отрасли человеческой деятельности. Научные интересы обоих собеседников Sk.ru, Игоря Кричевера и Романа Безрукавникова, расположены по обе стороны Атлантики, и они вполне естественно перемещаются из одной страны в другую всякий раз, когда в том возникает потребность.
Но для Романа Травкина, который тоже является частью этой современной математики, вернуться из Америки в Россию – экзистенциальный выбор.
«В Америке такие люди, как Роман, в принципе живут самостоятельно, - говорит Роман Безрукавников. - Если им требуется помощь в быту, они могут нанимать эту помощь. Роман всю жизнь живет с отцом, у них очень сильная психологическая зависимость друг от друга».
Жизнь человека с ДЦП в Америке и в России в бытовом отношении очень сильно отличается. В начале двухтысячных американский сенатор, инвалид-колясочник, посетил Госдуму. В здание на Охотном ряду его коляску вносили два морских пехотинца из посольства США – у Госдумы тогда не было пандусов.
В Сколково здания оборудованы пандусами и лифтами для колясочников, но и здесь жизнь еще не вполне приспособлена для людей с ограниченными возможностями. Об этом достаточно откровенно шла речь на проходившем в прошлом году в Гиперкубе национальном форуме реабилитационной индустрии и универсального дизайна «Надежда на технологии». Выступившая на нем председатель екатеринбургской общественной организации «Свободное движение» Елена Леонтьева обратила внимание на простую деталь: практически все двери в зданиях Сколково – стеклянные снизу доверху. Если инвалид на своей металлической коляске не успеет вовремя затормозить, стекло обрушится на него.
С другой стороны, Леонтьева предостерегла от того, чтобы создавать среду, так сказать, односторонне ориентированную на людей с особыми потребностями: «Если присмотреться, каждый из нас является носителем особых потребностей. Возьмите сеточки, которые выкладывают перед входом в супермаркет и на которых женщины ломают каблуки туфель. У этих женщин тоже есть особые потребности. Требуется универсальный дизайн, предназначенный для всего общества, а не только для отдельных наиболее незащищенных групп».
Игорь Кричевер. Фото: Sk.ru
По мысли Елены Леонтьевой, когда какие-то технологии разрабатывают специально для инвалидов, это может иметь непредсказуемые последствия. Так, в Финляндии светофоры снабдили звуковыми устройствами для слабовидящих: по интенсивности птичьих трелей слепые отличают красный свет от зеленого. Та же технология, примененная в Испании, привела к тому, что возмущенные жители принялись расстреливать светофоры, потому что им мешают громкие звуки. С учетом этого опыта в Екатеринбурге приостановили проект по установке «говорящих» светофоров.
Но дело даже не только в материальной стороне. Сколково в этом смысле, быть может, - достаточно удачный вариант. Новый кампус Сколтеха скоро будет достроен; жилой квартал для студентов и преподавателей расположен относительно недалеко. И сама концентрация на одной территории людей с оригинальными идеями, увлеченных общим делом, дает надежду на общение, а это – важнейшая вещь для Романа Травкина.
Человек на солнечной стороне
«Рома действительно очень симпатичный, открытый и жизнерадостный человек, - говорит Роман Безрукавников. - Например, он очень смешливый. Он интересуется людьми. Его не только математика интересует, хотя ему, как водится, проще всего общаться на математической почве. Он немножко идеалист, он переживал, что политические взгляды отца (тот смотрит Первый канал) противоположны взглядам его друзей: ну, и ладно, казалось бы. Но ему кажется, что, если есть какая-то важная проблема, люди должны о ней говорить, и хорошие люди должны прийти к общему мнению. Он, может быть, в чем-то наивный, но очень цельный человек».
В аспирантуре MIT, где Безрукавников особенно тесно общался с Травкиным, у Романа было множество друзей. И, как считает его бывший научный руководитель, возможно, это очень способствовало его успехам. «Во время своего обучения в аспирантуре он также провел семестр, участвуя в специальной программе в Израиле, в Иерусалимском университете. Там в общежитии у него было настолько интенсивное общение, что отец даже хотел его ограничить, - настолько все стремились поговорить с ним о математике».
«Когда алгебраисты размышляют о подобных вещах, обычно они пишут, чтобы были некие формы, некий визуальный образ, к которому мысль могла бы прицепиться, но Роман этого лишен, и все держит в голове. Это просто поразительно»
С разговоров о математике, естественно, началось общение самого Романа Безрукавникова с его тезкой.
«Я с ним познакомился за несколько месяцев до того, как он приехал в Америку, - вспоминает профессор Безрукавников. - Первую встречу помню хорошо, Рома с отцом тогда жил в Москве. Рома учился в Независимом университете, и Миша Финкельберг сводил меня к ним в гости (он сейчас работает в ВШЭ и в Сколтехе; много занимался с Травкиным, когда тот учился в Независимом, и первая серьезная научная работа Травкина - совместная с Мишей). Вот мы пришли к ним в гости, они с отцом снимали квартиру в Москве, на окраине. Предполагалось, что он будет поступать в аспирантуру в MIT.
Он все время живет с отцом: каждый раз, когда они летят в Америку, отцу в порядке исключения выдают американскую визу.
Мы говорили о математике; я помню, что мы обсуждали некоторый сюжет, вокруг которого он впоследствии работал над диссертацией. Потом, естественно, когда он учился в аспирантуре и после этого мы много общались. Чисто технически такое общение занимает больше времени, потому что ему требуется время на то, чтобы сказать фразу. Это похоже на сильное заикание; понимать его можно, но это требует усилий. Но если приложить усилия, то будешь вознагражден: то, что он говорит, - это достаточно ценно.
Пишет он самостоятельно, используя самодельное устройство, которое сделал ему отец, - это что-то вроде клюва, крепится к голове. У него нарушена мелкая моторика, и он приспособился печатать: сам набирает свой текст, сам переписывается по электронной почте. Все это вызывает уважение. Ясно, что ему приходилось преодолевать множество трудностей.
В принципе он очень социальный человек, ему важна эта сторона жизни. Он есть в соцсетях, у него довольно близкие отношения с несколькими моими бывшими учениками – русскоязычными ребятами – но не только с русскоязычными; у него свободный английский».
Воспитание чувств
Проблема, конечно, не только в том, насколько трудно разобрать речь молодого ученого. Об этом откровенно говорит Игорь Кричевер: «У меня всегда в присутствии Ромы возникает неловкое ощущение».
В наше политкорректное время об этом не принято говорить вслух, но это не значит, что многие из нас наедине с собой не испытывают подобных чувств.
«Мне, наверное, не хватает западного воспитания, когда люди воспринимают disabled совершенно естественно; мне в его присутствии неуютно, остается тяжелый остаток от такого общения, - тихо произносит Игорь Кричевер. - Я осознаю, что это неправильно, что это недостаток воспитания…
Еще раз повторяю: Роман Безрукавников, который с ним постоянно общается, говорит о нем, как о человеке, находящемся на солнечной стороне.
В этой истории для меня лично много вещей завязано. И понимание того, что, в общем-то, это дело благородное, и помочь Роману хочется, но это и отдачу даст: человек пишет хорошие статьи, может быть, не филдсовского уровня, но хорошие, достойные статьи. И в то же время это для меня - еще и способ вывести Сколтех в представлении наших людей из диаспоры на другой уровень. Уже сейчас, помимо Безрукавникова, довольно большое число членов нашей диаспоры в Америке принимает участие в его судьбе. Более-менее вся гельфандовско-арнольдовская школа старается чем-то ему помочь. Если Роман будет в Сколково, многие люди, - а я знаю таких людей, - будут приезжать сюда встретиться с ним, поговорить, возможно, написать работу».
Роман Безрукавников. Фото: Sk.ru
Игорь Кричевер уверен, что переезд Романа Травкина в Сколково может помочь не только самому Роману Травкину, это еще очень полезно для всех, кто работает и учится в Сколтехе. В том числе, и в человеческом плане: в XIX веке это называли «воспитанием чувств». Можно назвать это одним словом: воспитание.
Но математик из Сколтеха имеет в виду и становление университета как такового. Сколтех – международный проект; в его создании активно участвовал MIT, многие профессора – экспаты или русские с большим опытом работы за рубежом. 20% студентов – иностранцы. Язык обучения – английский. Однако всего этого недостаточно для того, чтобы Сколковский институт науки и технологий действительно, по сути, являлся международным.
Переезд
Роман Безрукавников: «У Романа очень сильная диссертация, недавно они написали с Виктором Гинзбургом и Галиной Добровольской очень большую серьезную работу, и, хотя Рома не был старшим соавтором, ведущая роль в работе принадлежала ему.
Рома мыслит очень четко, это на таком профессиональном уровне довольно редко встречается. Это вдумчивое и четкое мышление; на самом деле, не так много есть математиков, о которых так можно сказать. Когда алгебраисты размышляют о подобных вещах, обычно они пишут, чтобы были некие формы, некий визуальный образ, к которому мысль могла бы прицепиться, но он этого лишен, и все держит в голове. Это просто поразительно.
После окончания аспирантуры MIT он получил стипендию Клэя [Математический институт Клэя выплачивает стипендии сроком от 2 до 5 лет молодым математикам – Sk.ru], это весьма престижная стипендия. Обычно там есть постдоки с преподаванием, есть небольшое количество позиций для лучших из лучших – они дают больше свободы на несколько лет для многообещающего молодого человека, занимающегося исследованиями, - вот он получил такую позицию на три года, и еще два года он был в Принстоне в Institute for advanced studies.
Строящийся кампус Сколтеха. Фото: Sk.ru
Если называть вещи своими именами, переезд в Сколково - это практически единственный реальный шанс на его дальнейшее трудоустройство. Принстон – временная позиция, его максимум могут оставить еще на год. Есть какой-то вариант в Канаде, есть что-то во Франции. Опять же может быть, я не знаю, если ему будет хорошо в Сколково, то почему бы ему здесь не оставаться. На сегодняшний день, мне кажется, для него это будет оптимальный вариант».